Истинная сила капитализма — который является высшей формой, способной дать материальный эквивалент (деньги) потребности человека во власти — это иллюзия.
Доступ к записи ограничен
(с) С. Лаврентьева
В Японском Внутреннем море есть крошечный островок по имени Авасима. На нём стоит миниатюрное почтовое отделение, куда стекаются письма, отправленные, но так и не достигшие адресата. Это открытки, бесконечные послания, иногда короткие записки или всего несколько строк, обдуманных до запятой.
Это место называется «Дрейфующая почта» — Hyōryū Yūbinkyoku. В оригинальном названии, с той лёгкой непринуждённостью, с какой японский язык соединяет существительные, оставляя читателю самому уловить их внутреннюю связь, сталкиваются два слова: hyōryū — обломки, останки, то, что носится волнами, и yūbinkyoku — почтовое отделение.
Сюда приходит корреспонденция со всего света — у этих писем есть отправитель, даже получатель, но нет точного адреса. Это — настоящие крушения слов.
Из книги Лауры Имай Мессины "Il Giappone a colori".
Теперь очень хочется однажды попасть в это почтовое отделение.
Доступ к записи ограничен
(c) С. Лаврентьева
laggiú nella distanza, esatta col suo nome,
dove tu eri assente.
Per venirmi a cercare
l’abbandonasti. Uscisti dall’assenza,
e ancora non ti vedo e non so dove sei.
Invano ti potrei cercare
là dove il mio pensiero tante volte
andò a sorprendere il tuo sonno,
o il tuo riso, o il tuo gioco.
(c) P. Salinas
...
Тебя не вижу я
Доступ к записи ограничен
В одном доме по улице Грация Деледда очень сильно пахнет свежим базиликом. Проходя мимо я всегда останавливаясь. И под старой огромной сосной, в тени, там всегда можно поболтать с кошками.
Мы едим мороженое и смотрим, как свет гаснет. А потом дома я пишу в тишине вечера, когда слышно море, чаек, и старый маяк подмигивает в сине-розовом свете июньской магии.
Доступ к записи ограничен
Годы спустя, в день моего рождения, мне подарили книгу о Толкине, и я открыла для себя одного из авторов этих исследований, некоего Wu Ming 4, итальянского автора. Там несколько статей, представленных в день моего рождения в разные годы, в разных местах. Я удивилась. И потом я случайно узнаю, что автор — один из создателей Q. Это как вспышка.
Книга Il fabbro di Oxford вдохновляет, в ней много интересных статей, идей и взглядов, и я начала свое собственное исследование, вдохновлённое Толкином, вдохновение от разных мифологий, в том числе далеких исторически и географически.
А потом... Я узнала, что продолжение романа Q — происходит в Константинополе при османах и в Венеции, таком особенном для меня городе. Роман называется Алтай, и он был опубликован именно в тот год, когда я впервые посетила Италию, познакомилась с Дж.
Когда прошлое, настоящее и будущее начали соединяться.
Вчера я встретила Wu Ming 4 на презентации книги в Риме. Весь коллектив авторов скрывает свои лица от фото и видео, у них нет соцсетей, они не приходят на ТВ. Было невероятно интересно увидеть вживую, поговорить, получить подписанную копию. Казалось, что о любимой теме нам хотелось говорить "еще минуту", "еще немного". И хотя сейчас он представляет другую книгу, совсем не о Толкине, стоит только напомнить, как в глазах появляется блеск.
Удивительные мостики, невероятные тропы, по которым мы идем.
Свет от касания словом, эхо Музыки.
Доступ к записи ограничен
"Возвращение Беортнота, сына Беортхельма" стоит отдельно среди работ Толкина. Это пьеса, основанная на древнеанглийской поэме неизвестного автора "Битва при Мэлдоне". Согласно историческим сведениям, викинги высадились на острове реки Блэкуотер и могли добраться до берега только по узкой косе, появлявшейся на несколько часов во время отлива. Викинги, находившиеся на острове не вступали в бой, так как не решались незащищёнными под англосаксонскими стрелами и копьями переправляться через реку. Они попросили у Беортнота возможности биться на равных. И Беортнот разрешил им добраться до берега. Викинги победили, разбив англичан и убив Беортнота.
По мнению Толкина, поэма содержит отнюдь не скрытую критику стремления к чести и славе, которое неотъемлемо от нордической концепции мужества. Эта доблесть, как он считал, никогда не предстаёт в своём чистом виде, но всегда оказывается омрачена примесью этого «менее благородного металла». (RBSB, стр. 62)
«Почему Беортнот поступил именно так? Несомненно, из-за изъяна в его характере. Однако этот характер, смею предположить, был сформирован не только природой, но и «аристократической традицией», бережно хранимой, словно в храме, в рассказах и стихах поэтов, ныне утраченных, от которых до нас дошли лишь едва уловимые отголоски. Беортнот был скорее рыцарственным, нежели строго героическим; честь была для него самоцелью, и он гнался за ней, рискуя бросить свой «heorthverod» — самых дорогих ему людей — в поистине героическую ситуацию, которую они могли почтить лишь ценой своей жизни. Возможно, это было великолепно, но, безусловно, ошибочно; слишком безумно, чтобы быть героическим, и безумие, которое Беорхтнот, в любом случае, не смог искупить полностью даже своей смертью». (RBSB, стр. 76)
Беортнот желал быть достойным героев поэм, то есть соответствовать тому самому идеалу героизма, что воспевался в эпической поэзии. Именно это стремление увело его от прямого долга перед своими подчинёнными и своим народом.
Затем Толкин обращается к событиям на Балаклаве, где в ходе Крымской войны 1854 года, из-за недоразумения между британским верховным командованием и полевыми полками, английская лёгкая кавалерия была брошена в самоубийственную атаку на русские артиллерийские позиции.
Те же самые мотивы, что мы обнаружили на равнине Мэлдон, спустя девять веков вновь проявились на равнине Балаклавы, подталкивая к столь же тщетному героизму и вдохновляя поэта.
Этой последней отсылкой Толкин предельно ясно даёт нам понять: нордическая теория мужества, чрезмерная рыцарственность, которую она несёт в себе, и её возвеличивание через поэзию — это не просто вопросы, оставшиеся в античном и средневековом мире. Они продолжают действовать, вновь и вновь возникая на протяжении истории, даже совсем недавней. Толкин не понаслышке знал об этом.
Если мы также вспомним о времени, когда Толкин, будучи академиком, работал над «Битвой при Мэлдоне» и другими англосаксонскими поэмами — это 1930-е годы — и о том, что тогда происходило в Германии, мы сможем уловить ещё один нюанс его размышлений. Гитлер и его солдаты строили Третий рейх, опираясь именно на возрождение и прославление нордического героического духа, а также германского фюрерпринципа, который отождествлял судьбу народа с судьбой вождя. В глазах Толкина именно эпизод из Мэлдона наглядно демонстрировал, к какой катастрофе можно прийти, если вождь готов следовать своим грёзам о славе до крайнего самопожертвования и жертвовать всеми, кто его любил. Вторая мировая война и трагический финал нацистской Германии лишь подтвердили это его убеждение.
Таким образом, филологические изыскания Толкина обнаруживают культурный мотив, глубоко связанный с духом времени и мировоззрением, даже в большей степени, нежели с чисто лингвистическим анализом.
Во второй части двоим слугам, Тортхельму и Тидвальду, монахами аббатства Эли, поручено найти тело Беортнота. Тортхельм - юный романтик, сын менестреля, любящий древние героические песни, в то время как Тидвальд, старый крестьянин, больше полагается на здравый смысл.
«Его гордыня была чрезмерна, она его и предала; хвалят отвагу погибшего графа. Он пропустил их, зайдя так далеко, лишь бы создать материал для величественных песен. То было тщеславное благородство. Не стоило так поступать: останавливать лучников, вновь открывать мост, сталкивая лицом к лицу немногих против многих! Он бросил вызов судьбе, за то и поплатился смертью». (RBSB, стр. 54)
Тидвальд произносит эту прямую критику. Помимо этого, в его словах звучит глубокое человеческое понимание ветерана по отношению к тем, кто бежал с поля боя. Когда молодой менестрель заявляет, что будь он на поле, он, несомненно, выбрал бы смерть рядом со своим господином, старый Тидвальд возражает, что прежде чем говорить, следовало бы пережить подобное. Ведь никто не может заранее сказать, как он поведёт себя, оказавшись в самой гуще схватки, когда щит разбит, а враги наступают со всех сторон.
Это столкновение между идеологической пропагандой и суровым опытом, которое Толкин пережил на собственной шкуре в Первой мировой войне, когда разрыв между восприятием тех, кто оставался дома, и тех, кто был на фронте, оказался непреодолимым. Эта пропасть прекрасно иллюстрируется знаменитой поэмой, написанной в 1917 году солдатом-поэтом Уилфредом Оуэном, под названием «Dulce et decorum est», взятым из известного стиха Горация: «Dulce et decorum est pro patria mori» (сладостно и почётно умереть за Отечество):
О, если бы шагал ты за фургоном,
Где он лежал — притихшим, изнуренным,
И видел бы в мерцании зарниц,
Как вылезают бельма из глазниц,
И слышал бы через колесный скрип,
Как рвется из гортани смертный хрип,
Смердящий дух, горчащий, как бурьян,
От мерзких язв, кровоточащих ран —
Мой друг, ты не сказал бы никогда
Тем, кто охоч до ратного труда,
Мыслишку тривиальную одну:
Как смерть прекрасна за свою страну!
*Перевод Е. Лукина
То, что также отзывается в рассуждениях Толкина, — это выражение «desperate glory» (отчаянная слава). В милитаристской пропаганде достижение такой безнадёжной, отчаянной славы становится желанной целью, высшей наградой. Толкин, подобно Оуэну, обличает это извращение героизма, при котором истинная цель воина заключается не в наиболее эффективной защите своей страны, а в том, чтобы героически погибнуть в бою. И тем не менее, именно так герои попадают в поэмы.
Старый Тидвальд напоминает молодому менестрелю, что они оба христиане и несут тело Беортнота, а не Беовульфа. Хотя ночь и тьма окутывают их, через несколько часов наступит утро, и всё, что внушало страхи и героические видения Тортхельма, предстанет буквально в новом свете. Мёртвые тела превратятся в падаль; призраки данов обернутся обыкновенными английскими шакалами; крестьяне-воины снова вернутся на поля к своей нелёгкой работе. «Work and war» (труд и война) — вот судьба народа, «rough road» (тернистый путь) и «short rest» (короткий отдых). Какие уж тут красивые стихи о героях, павших в бою, и о мрачном конце!
Правда, говорит Тидвальд/Толкин, в том, что со смертью героев ровным счётом ничего не заканчивается. Жизнь продолжается для тех, кто остался, для тех, кто не мог позволить себе смерть, соответствующую поэтическим и идеологическим ожиданиям. И это жизнь, полная труда и невзгод.
Из книги "Il fabbro di Oxford", Wu Ming 4.
Невозможно оторваться.
Si consente la riproduzione parziale o totale dell'opera a uso personale dei lettori e la sua diffusione per via telematica, purché non a scopi commerciali e a condizione che questa dicitura sia riprodotta.
Доступ к записи ограничен
Привет, 2025.
У меня на тебя большие планы. Я знаю, ты будешь волшебным.
