Записи с темой: Italia (15)
17:37

Q

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
В 1999 году итальянский коллектив писателей Luther Blissett (позже - они же стали моими любимыми Wu Ming) опубликовал роман Q.

Имя Luther Blissett в девяностые, до издания романа, использовали левые интеллектуалы для шуток и акций дезинформации, чтобы показать, как легко можно манипулировать информацией и мнениями. 

Сам роман - история о Реформации и крестьянской войне в Германии XVI века, о появлении лозунга "omnia sunt communia" и о человеке, который мечтает изменить мир. Но за ним следит невидимый противник - шпион инквизиции, подписывающий свои донесения буквой Q. Он манипулирует, направляет, разрушает революцию изнутри.

 

Q - не просто исторический роман. Это притча о том, как вера превращается в инструмент власти.

В XVI веке - религиозной.

В XXI - цифровой и политической.

 

Роман стал мировым бестселлером, изменил современную итальянскую литературу, создав отдельное направление - New Italian epic.

 

Q оказался важным предсказанием эпохи постправды.

Авторы видели, как власть создаёт нарративы, где враг и спаситель меняются местами, а язык революции становится оружием контроля.

 

Через двадцать лет после выхода книги появился новый Q - уже в интернете.

Иронично, что это крайне правая секта QAnon: анонимный пророк, "внутренние откровения", обещание борьбы добра со злом.

И, как в романе, вера в "великое пробуждение", которая ведёт не к свободе, а к повиновению.

 

И роман, и QAnon показывают один и тот же механизм:

люди верят в истину, в спасение, в "великий план" -

и становятся пешками в чужой игре.


@темы: Мир вокруг, Italia

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
На большой лестнице собора трубачи объявляют о начале турнира, и лучники со всей страны стекаются по идущим к главной площади улицам. Я только успеваю рассматривать луки, невероятной красоты колчаны, сумки, пояса, средневековую обувь, отделку платьев, - столько деталей, хочется увидеть и рассмотреть все. Шут гуляет среди рыночных прилавков, на которых - украшения для дам, домашняя утварь, корзины, изделия из кожи, дерева. Под сводами дворца Капитана народа продают сыры и мясо, травы и сладости. У прилавка с каштанами мессер с совой на плече болтает о чем-то с торговцем. По лестнице спускается пехотинец в блестящих доспехах.
Снова звучат фанфары, и паж объявляет о начале сражения. Это не реконструкторы, и публику просят отойти чуть дальше, потому что падения и травмы нередки: утром один из воинов сломал палец. В этом поединке побеждает Волк. 
После - средневековые танцы, потом королевские сокольничии показывают полеты молодой орлицы, сокола и дружных коршунов, которые пролетают между детей, и Д.Р. в восторге. 
Знаменитые лучники Тоди проводят свой небольшой турнир, стреляя по терракотовым тарелочкам, которые всего 12 см в диаметре. Сначала они болтаются на руках чучел-сарацинов, и попасть сложно. Сиенский судья в черном кафтане с алым драконом контролирует попадание. Иногда стрелы разбивают тарелки целиком, а иногда только сбивают край. Точнее всех стреляет мессер с синим платком на поясе. У него спокойный и холодный взгляд светлых глаз, ровные движения, и никаких эмоций, как у молодых лучников.  
Мы ужинаем в крошечном подвальчике старого дворца, под парусными сводами, которым не менее пяти веков. Там делают самые вкусные torta al testo с поркеттой, точно такие, как делали в XIV веке. И, кажется, как и в то время, вином здесь угощают всех гостей, и не берут за него денег. Насыщенное умбрское красное согревает в холодные осенние вечера, когда чувствуется дыхание Апеннин, и в темноте видно, как внизу, в ложбинах сгущается туман. 
На площади зажигают огонь в лампах, флагманщики вытворяют невероятные чудеса, возвещая завершение дня. Гости, приглашенные подеста, собираются на большой ужин с шутами и музыкой. 
Назавтра будет процесс над ведьмой Маттеуччей, а потом делегации соседних городов подпишут документ о подчинении Тоди, и будет большая процессия.

Я смотрю на всё это глазами живущего внутри ребенка. Болтаю с ребятами, которые сражаются на мечах, и они показывают мне, как держать меч и защищаться. Я смотрю, как плавно, танцующе и по-кошачьи мягко они двигаются с тяжеленными мечами. А потом они делают мне на память монету, ровно так, как делали в средние века. Городской совет доверил им монетный штемпель. Они приглашают присоединиться, а я жалею, что живу слишком далеко от этой средневековой сказки. В моем средневековом городе нет таких групп. 
Летом я познакомилась с Марко, лучником и реконструктором из соседнего города. Д.Р. попробовала стрельбу из лука с ним и теперь не может дождаться, когда начнет уроки. Кажется, и мне пора начать заниматься тем, чем очень хочется. К следующему году мы приготовим средневековые костюмы, чтобы почувствовать магию города и праздника еще сильнее, и получить приглашение на ужин от подеста. Д.Р. не может дождаться и говорит, что хочет переехать в Тоди, потому что даже начальные школы участвуют в празднике и процессии, и ходят в сшитых нарядах XIII века. Вернувшись домой, она уже узнала, что в её школе, когда будет постарше, можно будет начать уроки флейты и арфы, а пока она гордо ходит по городу со своим луком за спиной и маленьким колчаном.

@музыка: Bow and arrow - Medieval Horizons

@темы: впечатления, Мир вокруг, Italia

12:04

***

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Осень приходит постепенно, проникает в сны, охлаждает воздух, делает прозрачными и прохладными утра. В долине на рассвете туман укрывает распадки и поля, постепенно снимая это теплое одеяло, как только поднимается солнце. В этой осени что-то сгорает, уходит, уступает место новому.
На рассвете я лечу на Сардинию, куда осень еще не приходила. Там все также ярко и солнечно, люди купаются, чайки выпрашивают еду у ресторана. Море тихо плещется и убаюкивает рыбацкие лодки, а молодые чайки пытаются достать рыбешку из сети. Я подставляю нос солнцу и улыбаюсь. Осень - внутри, в желании быть одной, слушать музыку, сидеть у моря и смотреть на прохожих. 
Вечерний Рим встречает морем огней, внезапно появляющихся под крылом самолета после тишины и темноты ночи. Здесь совсем другой ритм, и мне хочется вернуться на мой островок, где в саду скоро поспеют лимоны. 
В субботу мы уедем в горы, в красивую Умбрию, где осень уже вступила в свои права. Там, в старом городе, будет красивый средневековый праздник, все в средневековых костюмах. Будут лучники, ремесленники и рынок, будут делегации других городов для подписания договора XIII века, рыцари будут сражаться на мечах, на улицах будут развлекать шуты, а в старых тавернах будут угощать согревающим красным вином.


@музыка: Clannad feat. Bono - In a lifetime

@темы: Мир вокруг, Italia

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Из общения с лучшим представителем марксизма-толкинизма в Италии:
Истинная сила капитализма — который является высшей формой, способной дать материальный эквивалент (деньги) потребности человека во власти — это иллюзия.
Эта иллюзия и есть его квинтэссенция, потому что атавистическая потребность человека во власти — прямое следствие его потребности в контроле. А контроль, в конечном счёте, — это попытка совладать с величайшим страхом: смертью.

Поэтому власть — это то, что опьяняет разум человека сильнее всего, даже на уровне химических реакций в самых древних (с точки зрения эволюции) слоях нашего мозга. Её воздействие сильнее, чем что-либо иное — сильнее, чем секс (который, к сожалению, часто сводится к доминированию) и наркотики.

Таким образом, капитализм предоставляет человеку наркотик, который его обманывает, как и любое психотропное вещество.

Чем же он обманывает человека? Он обманывает его бессмертием, то есть обманывает шопенгауэровскую волю к жизни и ницшеанскую волю к власти. Он предоставляет в качестве сублимации желания товары, их обладание и, прежде всего, их вечное настоящее, превращая каждую вещь и само существование в товар, тем самым отчуждая их от самих себя.

Ничто так точно не передаёт смысл, который Толкин вложил в Кольцо, как капитализм. Сам Толкин этого не делает, потому что этот анализ полностью ему недоступен — он католик, консерватор и т. д.

И совсем не утешает тот факт, что Кольцо может быть по воле Провидения уничтожено, а Саурон — повержен, потому что новые тени всегда могут вернуться, чтобы искушать нас идеей бессмертия и возможностью желать вечно, делая нас зависимыми. И разве вопрос о (невозможной?) детоксикации от капитализма — не тот, с которым мы сейчас сталкиваемся?


@темы: Мир вокруг, Italia, Tolkien, Altai

16:36 

Доступ к записи ограничен

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

16:01

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Сегодня ходит гроза. И мне хочется просто валяться дома. Спать, есть черешню. Слушать ветер. 
Утром было жарко, чайки кричали, смеялись.
В одном доме по улице Грация Деледда очень сильно пахнет свежим базиликом. Проходя мимо я всегда останавливаясь. И под старой огромной сосной, в тени, там всегда можно поболтать с кошками. 

А на viale Trento большие старые олеандры укрыты белыми цветами. Невероятная красота. 

И старый мерседес цвета синей ночи усыпан опавшими цветами. Как звезды. Нежные, хрупкие и живые на холодной безвременности металла. И все же только вместе они создают эту поэзию.
Мы едим мороженое и смотрим, как свет гаснет. А потом дома я пишу в тишине вечера, когда слышно море, чаек, и старый маяк подмигивает в сине-розовом свете июньской магии. 


@темы: о личном, Italia

12:48 

Доступ к записи ограничен

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

20:02

Le strade

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Я прочла роман "Q" в Москве, году примерно в 2005. Роман восхищает — не только сюжетом, но своим духом, мышлением, интеллектуальным поединком, исторической точностью к деталям. Слово попало внутрь. Автор - некий Лютер Блиссет, о котором я больше не слышала.

Годы спустя, в день моего рождения, мне подарили книгу о Толкине, и я открыла для себя одного из авторов этих исследований, некоего Wu Ming 4, итальянского автора. Там несколько статей, представленных в день моего рождения в разные годы, в разных местах. Я удивилась. И потом я случайно узнаю, что автор — один из создателей Q. Это как вспышка.

Книга Il fabbro di Oxford вдохновляет, в ней много интересных статей, идей и взглядов, и я начала свое собственное исследование, вдохновлённое Толкином, вдохновение от разных мифологий, в том числе далеких исторически и географически.
А потом... Я узнала, что продолжение романа Q — происходит в Константинополе при османах и в Венеции, таком особенном для меня городе. Роман называется Алтай, и он был опубликован именно в тот год, когда я впервые посетила Италию, познакомилась с Дж.
Когда прошлое, настоящее и будущее начали соединяться.

Вчера я встретила Wu Ming 4 на презентации книги в Риме. Весь коллектив авторов скрывает свои лица от фото и видео, у них нет соцсетей, они не приходят на ТВ. Было невероятно интересно увидеть вживую, поговорить, получить подписанную копию. Казалось, что о любимой теме нам хотелось говорить "еще минуту", "еще немного". И хотя сейчас он представляет другую книгу, совсем не о Толкине, стоит только напомнить, как в глазах появляется блеск. 

Удивительные мостики, невероятные тропы, по которым мы идем. 
Свет от касания словом, эхо Музыки.

@темы: о личном, Tolkien, Мир вокруг, Italia

12:18 

Доступ к записи ограничен

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...

"Возвращение Беортнота, сына Беортхельма" стоит отдельно среди работ Толкина. Это пьеса, основанная на древнеанглийской поэме неизвестного автора "Битва при Мэлдоне". Согласно историческим сведениям, викинги высадились на острове реки Блэкуотер и могли добраться до берега только по узкой косе, появлявшейся на несколько часов во время отлива. Викинги, находившиеся на острове не вступали в бой, так как не решались незащищёнными под англосаксонскими стрелами и копьями переправляться через реку. Они попросили у Беортнота возможности биться на равных. И Беортнот разрешил им добраться до берега. Викинги победили, разбив англичан и убив Беортнота. 

По мнению Толкина, поэма содержит отнюдь не скрытую критику стремления к чести и славе, которое неотъемлемо от нордической концепции мужества. Эта доблесть, как он считал, никогда не предстаёт в своём чистом виде, но всегда оказывается омрачена примесью этого «менее благородного металла». (RBSB, стр. 62)

«Почему Беортнот поступил именно так? Несомненно, из-за изъяна в его характере. Однако этот характер, смею предположить, был сформирован не только природой, но и «аристократической традицией», бережно хранимой, словно в храме, в рассказах и стихах поэтов, ныне утраченных, от которых до нас дошли лишь едва уловимые отголоски. Беортнот был скорее рыцарственным, нежели строго героическим; честь была для него самоцелью, и он гнался за ней, рискуя бросить свой «heorthverod» — самых дорогих ему людей — в поистине героическую ситуацию, которую они могли почтить лишь ценой своей жизни. Возможно, это было великолепно, но, безусловно, ошибочно; слишком безумно, чтобы быть героическим, и безумие, которое Беорхтнот, в любом случае, не смог искупить полностью даже своей смертью». (RBSB, стр. 76)

Беортнот желал быть достойным героев поэм, то есть соответствовать тому самому идеалу героизма, что воспевался в эпической поэзии. Именно это стремление увело его от прямого долга перед своими подчинёнными и своим народом.


Затем Толкин обращается к событиям на Балаклаве, где в ходе Крымской войны 1854 года, из-за недоразумения между британским верховным командованием и полевыми полками, английская лёгкая кавалерия была брошена в самоубийственную атаку на русские артиллерийские позиции.


Те же самые мотивы, что мы обнаружили на равнине Мэлдон, спустя девять веков вновь проявились на равнине Балаклавы, подталкивая к столь же тщетному героизму и вдохновляя поэта.


Этой последней отсылкой Толкин предельно ясно даёт нам понять: нордическая теория мужества, чрезмерная рыцарственность, которую она несёт в себе, и её возвеличивание через поэзию — это не просто вопросы, оставшиеся в античном и средневековом мире. Они продолжают действовать, вновь и вновь возникая на протяжении истории, даже совсем недавней. Толкин не понаслышке знал об этом.

Если мы также вспомним о времени, когда Толкин, будучи академиком, работал над «Битвой при Мэлдоне» и другими англосаксонскими поэмами — это 1930-е годы — и о том, что тогда происходило в Германии, мы сможем уловить ещё один нюанс его размышлений. Гитлер и его солдаты строили Третий рейх, опираясь именно на возрождение и прославление нордического героического духа, а также германского фюрерпринципа, который отождествлял судьбу народа с судьбой вождя. В глазах Толкина именно эпизод из Мэлдона наглядно демонстрировал, к какой катастрофе можно прийти, если вождь готов следовать своим грёзам о славе до крайнего самопожертвования и жертвовать всеми, кто его любил. Вторая мировая война и трагический финал нацистской Германии лишь подтвердили это его убеждение.

Таким образом, филологические изыскания Толкина обнаруживают культурный мотив, глубоко связанный с духом времени и мировоззрением, даже в большей степени, нежели с чисто лингвистическим анализом.

Во второй части двоим слугам, Тортхельму и Тидвальду, монахами аббатства Эли, поручено найти тело Беортнота. Тортхельм - юный романтик, сын менестреля, любящий древние героические песни, в то время как Тидвальд, старый крестьянин, больше полагается на здравый смысл.


«Его гордыня была чрезмерна, она его и предала; хвалят отвагу погибшего графа. Он пропустил их, зайдя так далеко, лишь бы создать материал для величественных песен. То было тщеславное благородство. Не стоило так поступать: останавливать лучников, вновь открывать мост, сталкивая лицом к лицу немногих против многих! Он бросил вызов судьбе, за то и поплатился смертью». (RBSB, стр. 54)


Тидвальд произносит эту прямую критику. Помимо этого, в его словах звучит глубокое человеческое понимание ветерана по отношению к тем, кто бежал с поля боя. Когда молодой менестрель заявляет, что будь он на поле, он, несомненно, выбрал бы смерть рядом со своим господином, старый Тидвальд возражает, что прежде чем говорить, следовало бы пережить подобное. Ведь никто не может заранее сказать, как он поведёт себя, оказавшись в самой гуще схватки, когда щит разбит, а враги наступают со всех сторон.


Это столкновение между идеологической пропагандой и суровым опытом, которое Толкин пережил на собственной шкуре в Первой мировой войне, когда разрыв между восприятием тех, кто оставался дома, и тех, кто был на фронте, оказался непреодолимым. Эта пропасть прекрасно иллюстрируется знаменитой поэмой, написанной в 1917 году солдатом-поэтом Уилфредом Оуэном, под названием «Dulce et decorum est», взятым из известного стиха Горация: «Dulce et decorum est pro patria mori» (сладостно и почётно умереть за Отечество):


О, если бы шагал ты за фургоном,
Где он лежал — притихшим, изнуренным,
И видел бы в мерцании зарниц,
Как вылезают бельма из глазниц,
И слышал бы через колесный скрип,
Как рвется из гортани смертный хрип,
Смердящий дух, горчащий, как бурьян,
От мерзких язв, кровоточащих ран —

Мой друг, ты не сказал бы никогда
Тем, кто охоч до ратного труда,
Мыслишку тривиальную одну:
Как смерть прекрасна за свою страну!

*Перевод Е. Лукина

То, что также отзывается в рассуждениях Толкина, — это выражение «desperate glory» (отчаянная слава). В милитаристской пропаганде достижение такой безнадёжной, отчаянной славы становится желанной целью, высшей наградой. Толкин, подобно Оуэну, обличает это извращение героизма, при котором истинная цель воина заключается не в наиболее эффективной защите своей страны, а в том, чтобы героически погибнуть в бою. И тем не менее, именно так герои попадают в поэмы.

Старый Тидвальд напоминает молодому менестрелю, что они оба христиане и несут тело Беортнота, а не Беовульфа. Хотя ночь и тьма окутывают их, через несколько часов наступит утро, и всё, что внушало страхи и героические видения Тортхельма, предстанет буквально в новом свете. Мёртвые тела превратятся в падаль; призраки данов обернутся обыкновенными английскими шакалами; крестьяне-воины снова вернутся на поля к своей нелёгкой работе. «Work and war» (труд и война) — вот судьба народа, «rough road» (тернистый путь) и «short rest» (короткий отдых). Какие уж тут красивые стихи о героях, павших в бою, и о мрачном конце!

Правда, говорит Тидвальд/Толкин, в том, что со смертью героев ровным счётом ничего не заканчивается. Жизнь продолжается для тех, кто остался, для тех, кто не мог позволить себе смерть, соответствующую поэтическим и идеологическим ожиданиям. И это жизнь, полная труда и невзгод.




Из книги "Il fabbro di Oxford", Wu Ming 4.
Невозможно оторваться.
Si consente la riproduzione parziale o totale dell'opera a uso personale dei lettori e la sua diffusione per via telematica, purché non a scopi commerciali e a condizione che questa dicitura sia riprodotta. 



@темы: Tolkien, Italia, цитатник моей жизни

13:53

***

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Низкие черные облака ходят над зеленой долиной с пушистыми овсяными полями украшенными красными маками, оливковыми рощами, городками на вершинах холмов, выросших в незапамятные времена и кажущихся частью долины, скалами, выросшими из земли. Тонкие обрывки туч кажутся тонкими когтистыми пальцами, пытающимися дотянуться до старых башен. Некоторые холмы и города исчезли за белой пеленой воды. Некоторые проступают из штрихов тонкой угольной штриховки. И у низких гор на границе долины виден свет, тень не дошла туда. Свет обливает склоны, края долины. Взгляд неприменно тянется туда. Мир застыл, и нет ветра. Слышен только гром, разносящийся над холмами, как звук мощного рога. И, словно по команде, начинается дождь, уверенный, сильный, смывающий всё. Он стучит по черепичным крышам, старым каменным портикам церквей, ворот, по листьям старого миндального дерева, течет ручьями по каменным улицам, скатываясь вниз с холма, ублажая сады и поля. И природа тихо тихо радуется, дышит, пьет, - живет.

@темы: Мир вокруг, Italia

22:37

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Розовый закат, первый из предвосхищающих лето, тихо гаснет. Мир заполняется синим, чем дальше - тем глубже. Все оттенки его - в силуэтах гор, контрастирующих с еще розовым небом. Ветви оливкового дерева колышутся на ласковом ветре. Мир заполняет умиротворение. Появляются первые светлячки. Я стою, опершись на теплый камень старой крепости и смотрю вдаль, ощущая этот уходящий миг каждой клеточкой. 
...

Я лежу на траве среди маргариток. Рядом на ветру танцуют тоненькие маки. Послеобеденный зной итальянского мая. Колышется полевая трава, воздух настоян на розах, акации, жасмине, дикой мяте, и разнотравьи. 


@темы: о личном, Мир вокруг, Italia

16:22

***

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Осень такая мягкая, светлая, с нежным светом ранних закатов в теплой дымке. Я люблю бродить босиком по разогретому солнцем балкону и смотреть, как в долине взмывают вверх столбы костров, как краснеют листья хурмы, как воздух набирает неповторимую осеннюю смесь запахов - каштаны, земляничное дерево, влажная трава по утрам, орехи, горечь золы и ваниль осенней выпечки. 
.
Мы сбегаем к морю, на мой маленький остров, где стало совсем тихо. Медовые дни осени с ближневосточным ветром, достигающим крошечного кусочка земли посреди моря. На любимых скалах спокойно и тепло, и мы ныряем в ласковую октябрьскую воду, прозрачную до самого дна. Она слегка обжигает, и через несколько секунд уже приятно обнимает тело, и можно смотреть на рыб, осьминогов у скал, и узнавать места, где прячутся большие ракушки. Мой любимый маяк Mangiabarche стоит вопреки всем волнам, любуется на временный покой и фиолетово-пурпурные скалы, и готовится устоять перед самыми сильными зимними ветрами maestrale.
В крошечной Cussorgia такая гладь, что можно перепутать небо с водой. Старые синие лодки джунки висят в розовых облаках.
А в Porto Scuso у старой tonnara так красиво, что не хочется уходить. Море штормит антрацитом, а на беленых стенах почти испанской тоннары лежит персиковый цвет солнца, вынырнувшего из темных облаков и подсвечивающий цветы и смягчающий тени. Крошечный пляж у изгиба скалы так и манит спуститься на светлый песок, чтобы утонуть в красоте этого момента.
.
Мы едим pane al pomodoro и pane alla cipolla, которые делают в местной пекарне. Берем их с собой везде. Традиционное блюдо местных рыбаков и мореходов особенно вкуснее на белых пустых пляжах Иглесиаса. По дороге в сторону Масуа и Порто Флавиа захватывает дух от красоты скал, остро, почти подобно пламенеющей готике, возносящимся к небу. Pan di Zucchero притягивает, чтобы проплыть через его две арки, это непременно к удаче. Остров открывается не всем, не сразу, и только вне сезона.

@музыка: what you never know - sarah brightman

@темы: Мир вокруг, Italia

13:12

***

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Мы ныряем из мягкого лета с лазурно-голубым прозрачным морем и светлым песком в осень, одним перелетом, одним ночным рейсом прямиком из беззаботности в серьезность школы. Там, за пятьсот километров отсюда, тишина сентябрьского острова, аромат мирта, эхо уходящего лета, тихий плеск теплой воды, бегущие блики по серебрянному полотну утреннего моря, фламинго, гуляющие в лагуне. Старый маяк подмигивает и наш остров исчезает за изгибом дороги.
Мы скоро увидимся, в уютной тишине октября. Как знать, пожелтеют ли уже лимоны в моем садике.
Этот год проходит на острове, где есть старая средневековая башня с кошками на скалах над аквамариновым прозрачным морем с вдохновляющими записками "позволь себе быть счастливым"; уютный пляж с белыми скалами, излизанными морем; высоченными обрывами красно-черных скал и красивым маяком на крошечной скале посреди бушующего моря. И хоть его можно объехать за час, всегда находится что-то интересное, и совсем не хочется уезжать.
.
В апреле был наш островок и майский паром из Кальяри с потрясающим закатом в море. В июне - холодный Берлин, теплая и родная Валенсия, а потом - снова Сант'Антиоко. Как знать, что ждет впереди.

@музыка: promets-moi - Vitaa

@темы: впечатления, о личном, Italia

18:51

***

И тополя уходят - но нам оставляют ветер...
Меняется мир, меняемся мы, но всегда должна быть мечта. Мне хочется иметь большой белый дом на маленьком зеленом острове, затерянном где-то посреди Средиземного. Чтобы с террасы была видна удивительная лазурь моря, которая бывает только на островах, уходящая в бесконечность, где неразличима линия между водой и небом. И чтобы в этом доме собиралась летом вся семья, раскиданная нынче по всему миру, и друзья.
Смотреть вместе на розовые закаты, наслаждаясь холодным сухим зибиббо с ошеломляющим фруктовым букетом, рассказывать истории под звон цикад, купаться, готовить вкусности и просто быть вместе.
.
С тех пор, как я обзавелась маленькой квартирой у моря, до которого сто шагов, моё лето трудно представить по-другому. 

@темы: о личном, Italia